Вчера лазила по Домолану (городская сетка).
И пробила меня послушать классическую музыку. Редко но бывает.
Увидела Вагнера.
Запустила.
Прониклась.
Столько тревожности, борьбы вовнутрь, неудовлетворенности вовне.
Он, как актер одного амплуа, даже одной роли, вынужденный играть по указке режиссера что то, что ему чуждо (а возможно и непонятно). Прыгать и кривляться. Натянуто. Лицемерно.
Драма - его стихия. И она сквозит везде, отовсюду. От нее ему никуда.
Не к обеду будет сказано.
1. Народ который ставит во главу угла такую музыку просто не может побеждать. Он подсознательно настроен на выживание.
2. Даже вещи, которые претендуют на жизнерадостность содержат в себе столько трагизма, что невольно задаешся вопросом зачем он это писал. Бабочки, цветочки это не его.
Идет этакий Раскольников по залитой солнцем полянке, где поют птички, букашки по травинкам ползают, жизнь кипит (чужая и чуждая ему жизнь; не его размерчик).
Даже не идет, движется... без прошлого, которое он отрациет, без будущего, места в котором он себе не находит (не видит), без надежды, потому что слишком трезво смотрит на вещи. И нет у него ничего кроме мятущегося духа запертого в поганенькую оболочку.
Его впрягают в одну упряжку с Ницше и Шопенгауэром.
Не понимаю. Он же безнадежен. В нем нет ни обиды на непонимание (или неприятия его миром) ни гордого упрамства.
Он просто обречен на это душевное терзание. Для него это обычное состояние. Вагнер не видит выхода. Для него чуждо, как стремление изменить мир посредством своего волевого усилия (одного), так и внутренне интеллектуальное высокомерие (другого).
Вот думаю, что лучше.
Пойти после работы закупиться биди или съездить на Менделеевскую и затовариться Вагнером. А то я даже не знаю названий того, что слушала.
(Трек 1, трек 22. Черт знает что.)
Я ухожу в отпуск до 21-го.